Итак. Все началось еще в среду, лично для меня, прямо с утра, когда я отправился на работу и взял с собой необходимые мне для поездки вещи. Это оказалось семь огромных баулов, набитые под завязку скарбом, начиная от десятка трусов всех расцветок и мастей (хотелось произвести впечатление на свою вторую половину) и, заканчивая армейским биноклем, в который я хотел смотреть во время концерта Алисы, на Константина Евгеньевича, чтобы разглядеть каждую черточку на его лице. Ибо я Фан Алисы не ебаться Окинув взглядом сумищи, которые выстроились в ряд вдоль стены в коридоре моей квартиры, я вздохнул и выругался, пытаясь поднять одновременно две сумки. Они оказались тяжелыми, так что на моих руках вздулись вены, что любой торчок позавидовал бы и изошелся бы на нет, беснуясь в экстазе от увиденного. -Да что вы сюда, мама, кирпичи, что ли нагрузили?-нервно задал я вопрос, ибо лошадиная упряжка уже поджидала меня у подъезда. С кухни, откуда доносился дразнящий запах жарившейся мошонки буйвола (еле урвали в магазе, отстояв длиннющую очередину), суетливо выбежала моя маманя, держа в руках пакет с сырниками. -Сынок!-заголосила она,-там все нужное! Носочки, рубашки, провизия, твои любимые игрушечные солдатики, коллекция машинок, дудочка. Я почесал пузо. «Действительно»,-подумал я,-«Все нужное», и принялся запихивать пакет с сырниками в сумку. Тут ненароком я задел одну из сумищ и из нее вывалились солдатитки и машинка, моя самая любимая, с мигалкой и бибикалкой, да еще на пультуправлении! Машинка больно ударилась об стенку и у нее треснуло стекло. Поездка в Минск была на грани срыва: из моих глаз тут же брызнули крокодильи слезы, а квартиру оглушил детский плач, который вырывался из моей глотки. Мама утешала меня как могла, вертела передо мной леденцом на палочке, а потом и во все расщедрилась и приволокла шоколадную конфету «Мишка на севере». Мой взгляд почему-то буробил мишке между его мохнатых ног. Я притих и зачарованно смотрел то на леденец, то на «мишку», (на последнего, кстати, намного больше) не зная чего выбрать. Провожать меня в Минск выстроилось все семейство и родственники, которые понаехали со всего Израиля. Лошадь недовольно фыркала, потому что мой троюродный брат Изя, скармливал коню кусок мацы. Я поцеловал всех своих родных, на это у меня ушел битый час, так что конь не выдержал, и, издав ужасный звук, навалил огромную зловонную кучу, забрызгав тетю Матильду и дядю Игната, которые прибыли из поселенья Молодечко Гомельской области. Наконец повозка тронулась, и, ревущие родственники остались позади. Теперь, правда. Вещи я как всегда поставил в игнор. Это была всего одна лишь дискетка и зарядка для мобильника, хотя в Минске нам предстояло провести три дня. Поезд был на 22. 57, поэтому мы решили сходить в Релакс на концерт группы ПРАЗНИК, что с удовольствием и проделали. Спасибо Щербету за Шахрин+2. По достоверным сведениям некоторые члены коллектива Празник были удутые в хлам, но на качество выступления это ни как не повлияло, он прошел на высоком художественном уровне. Художественном потому, что на песне «Ананисты» тов. Ватов принялся доставать свой енк, а потом слегка продрачил его. Ну, может быть пару движений было, может тройка. -Да, было всего пару движений рукой по енку,-это вмешивается в отчет какая-то девица панкующего вида. Я передаю микрофон толпе подростков, которые сидят возле легендарного рок-магазина Зиг-Заг и пьют пиво. -Было три движения, я считала,-говорит подруга панкующей девицы. -Три движения,-утвердительно закивали головами обе и уставились на меня, прожигая взглядом. -Дядь, а мелочи не найдется?-бойко спросила третья подруга с жирным угрем в области щеки. Я отсыпал горсть монет, не на шутку испугавшись кавалера девиц, который тоже грозно смотрел на меня изподлобья, ковыряя грязным пальцем у себя в ноздре. На вид ему было лет двенадцать, а его кепка, размера на три больше нужного, лихо съехала набекрень. Он был без ног и на инвалидной коляске. Отогнав от себя нагловатых подростков, и, огрев «белку» по башке старым валенком, валяющимся у меня в комнате, я вновь погрузился в написание отчета. Вернемся к концерту. ПРАЗНИК продолжал играть, а мы попивали пивко. Себе-то я приготовил фирменное, плеснув в кружку еще 50 граммулек. А еще до этого, подойдя к стойке, дабы изучить алко-меню, Грузин мне тут же сообщил: «Водка 40 рублей!». Негодяй Фишман (в простонародии Рыба-солист наипопсовейшей группки Беримор- прим. ВF) не привез мне мой долг, поэтому я повел его в сортир, для воспитательно-профилактических мер. Всыпав наглецу по первое число, содрав все кулаки в кровь, я вновь вернулся в зал, дослушивать ПРАЗНИК. А сортирная стенка «Релакса» украсилась надписью «Смерть евреям!»-это я вывел пальцем рыбиной кровушкой, которая весело брызгала на стены, после моих мощных ударов по его наглому лицу. В 21.00, я, ДГ (которая ехала со мной на выезд в Минск) и провожающие нас Фан Трешер и Танечка, выдвинулись на Белорусский вокзал, где уже должны были быть внушительные силы красно-черной братии. В метро по пути пили хуч. Вкусненький, зараза. У меня вообще-то все алкогольные напитки вкусненькие, мням-мням, пальчики оближешь. У поезда производится покупка всего необходимого, включая 0.5 Топаза, проданного мне в магазине из под полы. Как засветились глаза у Фана Трешера! Можно было отрубить все освещение Белорусского вокзала, его глаза и так сияли и дали бы достаточное количества света. Надо отметить, что в путь-дорогу собралось порядка 20 человек из Питера и 30 из Москвы. Практически все ехали во 2 и 3 вагоне. Шевельнув на перроне, наконец, забрались в поезд и тронулись в путь. В вагоне началось «тресканье» алко-реки, которая текла чуть ли не до самого утра. Я вел себя прилично, так как был с дамой. Хотя она уверяла меня потом, что я вел себя не совсем прилично.
Приличность выражалась в приставанию к тетке с речами типа «Ну чо,до постельной то сцены в книге дошли? А-а-а-а…А почитайте мне вслух?» и киданию в нее (правда спящую) куриными останками.
В моем втором вагоне из знакомых мне личностей ехал Фан Леший, с которым мы последнее время любим «квакнуть» на Арбате и Шут. Все остальные были тоже знакомыми, тока на рожи, по именам я плохо ориентируюсь. Мне надо раза три выпить с челом, чтобы я занес его в свою почетную картотеку. Раза три не за раз, а произвести три бухача. Утром все ломанулись менять деньги на белорусские рубли, выстроившись в две очереди в два обменника. На утреннем перроне был встречен КК, который махнул всем рукой, торопливо удаляясь вдаль. Далее наши пути с братвой разошлись, т.к. нам с Гайкой нужно было намутить жилье на трое дней, ибо мы планировали зависнуть в Минске. Все Алики уезжали в Москву в тот же день вечером, т.к. на след. день в Лужниках тоже была АлисА. Обойдя две гостиницы, в одной не было мест, а в другой, под названием МИНСК, требовали 120 баксов за двухместный номер за сутки. Охуеть. Потом мы наткнулись на хуйню, в которой сидела старая калоша и занималась тем, что за 10 тыщ белорусских бумаженций мутила жилье, обзванивая свою базу, тут же на месте. 10 тыщ на наши деньги 150 рублей. Карга лихо крутила диск телефона, насвистывая нам, что на двое суток она нам найдет однокомнатную квартиру в два счета. Через час, когда мы уже начали синеть от холода, и у меня давно закончился хуч, квартира нашлась-12 долларов за сутки. Цена вызвала у нас приступы смеха, по сравнению с гостиницей МИНСК это были сущие гроши.
Как только хата была найдена, не слушая как до нее доехать, Шах начал орать в окошко «Давай сюда листок с адресом!»
Бабка принялась объяснять нам, как добраться до квартиры, записывая на бумажке нам номера тралликов. Я ей сказал, что мы поедем на такси. Старуха совсем охренела и сказала: -Ууууу…. Это же дорого! Рублей пять возьмут! (рублями они называют свои тыщи с тремя нулями, на наши деньги 5 рублей, т.е. пять тысяч, это 75 рубликов). Сказав старой курве «шпасибо», мы заарканили таксо и за 4 карбованца домчались до места назначения минут за тридцать. Халупка была так себе. Нас встречала какая-то белорусская овца, правда мужского рода, и энергично показывала нам наше временное жилище. Вскоре мы остались вдвоем и, поев, завалились спать. Самое интересное, что мы не знали, где должна была выступать АлисА. Часов в шесть вечера мы заспешили на розыски. Я логически предположил, что концерт будет в каком-нибудь дворце спорта, и не ошибся, завидев на перекрестке рекламную тумбу, на которой красовалось «АлисА». У Ледового дворца расхаживал пьяный в дугу Шут, сопровождаемый аж тремя девицами! Как тут не завидовать?! Но на Кирилла было жалко смотреть, алко-река довела его до скотского состояния и несчастного не пускали на концерт. Весь в побоях и одетый в рванье, он с натягом понимал зачем приехал в Минск. Ему два раза покупали билет, а на третий он пошел с нами, и если бы не протупил на входе, благополучно вписался бы. Мы с Гайкой, кстати, купили билеты у какой-то тетки, всего за 15000, на котором было написано «Бесплатно. На два лица». А так билики стоили 20000, но за один. В итоге концерт Алисы нам обошелся по сто рублей на наши деньги. Получив таньгэ за билеты, тетка принялась танцевать джигу, весело улюлюкая, а потом резко припустилась от Дворца в сторону темной подворотни, тряся своим целлюлитным задом. «Плакали наши денежки»,-как-то грустно произнес я вслух, разглядывая билет, который был грубо отксерен на тетрадном листке в линейку. От руки детским подчерком красным карандашом было коряво выведено название группы. Заняв свои законные места, в 1482 ряду я достал полевой бинокль и принялся смотреть в партер, выискивая знакомые лица. Народу во дворце было тьма, весь город съехался посмотреть на кудесничество и шаманство рок-ансамбля АлисА. Тут были все, и мамы с детьми, махающие маленькими флажками «Костя», и негры из общежития, находящегося прямо через дорогу от ледового дворца. Негры смеялись и переговаривались, обнажая белые зубы: «Костья. АльисА». Торговки привокзальными беляшами хорошо были представлены. Возглавляла их бабка Софья, кутуясь в шерстяную шаль, она выкидывала вперед правую руку, словно футбольная фулиганка и заряжала про Алису. Ей слаженно, звонкими голосами подпевал стройный ряд остальных торговок, размахивая красными платками. Вот привели уголовников под конвоем, которые принялись занимать свои места. Хорошо смотрелись пенсионеры из центральной минской психбольницы. Они все возомнили себя Кинчевыми, были подстрижены так же как их кумир, аля восемдесятые, понарисовали себе стрелок на щеках и веселой гурьбой прорывали милицейский кордон, каждый горланя: «Я Кинчев! Пропустите! Мне сейчас петь!» Наконец бабахнул салют, который продолжался битый час, и из-под потолка Ледового Дворца посыпались банкноты-кинчевки. Люди, отталкивая друг друга, ажиотажно подбирали купюры. Я тоже подобрал парочку, на них я, кстати, балагурил потом целый месяц. Наконец, вышел ОН. Господи, как все вскочили со своих мест!!! Это надо было видеть! Многие плакали навзрыд, истошно вопя: «Костя!!!» Бабка Софья забилась прямо-таки в неимоверном экстазе, рвя на себе волосья, а потом обхватила свою крашенную голову и завизжала, словно мощная сирена. От ее визга у меня закладывало уши, а из левой ушной раковины, даже вытекла капля крови! Капля приземлилась мне на ботинок и застыла, затаилась, словно в засаде, поджидая своих собратиев. Я пожаловался милиционеру, на неадекватное поведение торговки. Софью пытались свинтить, но она лихо распихивала омоновцев, а ее помощницы инертно забрасывали правоохранительные органы беляшами. Менты былы то ли голодные, то ли укуренные в хлам, потому что они тут же забросили винтилово буйной алисоманки Софушки и принялись, приседая, пожирать беляши, подбирая их с пола. Некоторые беляши были уже раздавлены сапогами, но все равно исчезали в бездонных глотках белорусских ментозавров. А один высокий чин (по-моему, прапорщик) даже обменял свой пистолет на горячий беляш, гнушаясь падалью. Наган достался Софье, она сначала покрутила его в руках, а потом принялась палить из него в потолок Дворца. Расстреляв всю обойму, она засунула его запазуху, продолжая прыгать и скандировать: «Красно-черные, эй! Эй!» Итак, Константин Евгеньевич на сцене самой огромной площадки Минска. Не успел он выйти на нее, как кордон был прорван, и зрители ломанулись дарить Звезде цветы. Через полчаса, путем неимоверных усилий минский ОМОН разогнал беснующуюся толпу, которая завалила певца цветами в буквальном смысле слова. Ими была забита вся сцена, вышиной под два метра. Из цветов торчала только голова Константина, ито он задирал подбородок вверх, чтобы чего-то увидеть перед собой. Подогнали пару бульдозеров, чтобы расчистить сцену. Бульдозеры явно не справлялись, тогда на подмогу на сцену выехал экскаватор, которым управлял усатый белорус, в котором я признал нашу овцу-хозяина квартиры, которую мы снимали. Я даже радостно крикнул ему со своего 1482 ряда: «Эй! Овца!» И помахал ему ручкой. Но овца была слишком поглощена уборкой, лихо крутила рычаги уборочной машины и не откликнулась. Наконец, все утряслось, и даже Софья угомонилась, выдрав в экстазе себе все волосы. На ее голове я узрел лишь сиротливый клок, остальные волосья осенними листьями попадали на пол Дворца.
Первой песней уже не помню какая была. Вторая Цоевская «Песня без слов». Мы чинно восседали ряду на 12, было хорошо видно. Я уже давно не беснуюсь в партере, ибо годы уже не те. То, что происходило далее, все уже знают из отчетов об этом концерте на алисовских сайтах, так что, писать не буду. Единственное, я присоединяюсь к объяве, которая была вывешена на красно-черных сайтах об инциденте, произошедшем на самом концерте. Белорусские мусора, присутствующие на Алисе, на самом деле какие-то мудоковатые. Мне захотелось покурить, и я со своей дамой вышел из зала вниз в фойе, где вежливо, на вы, спросил у троих омоновцев: «Где здесь можно покурить?» Ко мне обернулось свирепое лицо (хотя до этого эти суки что-то весело перетерали между собой) и пернуло: «Дома покуришь». Концерт кончился. Мы с Гайкой пошли пешком до дома, остальные, уезжали в тот день в Москву. Следующие два дня мы осматривали город, который оставил положительное впечатление, в плане населения. В городе три центральные улицы, на которых и смотреть-то было нечего, кроме стелы Победы, которая и та была вся в лесах, то бишь, ее собирались ремонтировать. Побывали мы и у Стены Цоя на Журавинке. Самое интересное, что в первый день пребывания в Минске, мча на таксо до нашего дома, я ни с того ни с сего вскрикнул в машине: «Мля! Тут же Стена Цоя есть!» И выведал у таксиста адресок. На следующий день адресок я подзабыл, но твердо помнил, что та улица на букву «Ж». Открыв карту Минска и алфавитный указатель, я нашел похожую улицу-«Журавского», до которой мы шли пешком часа полтора. Я почему-то был уверен, что это именно та улица, которая нам нужна. Заебавшись искать Стену, тем более, очередной минский хер разводил руками: «Стена Цоя? Нет, здесь нету». Наконец, молоденькая телочка, идущая нам навстречу, сообщила, что Стена Цоя на Журавке. Мы прыгнули в такси и вскоре были на месте. Фото приводится. Все дни мы гоняли на такси как буржуи, и вообще, ни в чем себе не отказывали. В музыкальном плане, в Минске убогая ситуация. Мы побывали в их нем рок-магазине, типа нашего Зиг-Зага, так там вообще, кроме металла ничего неформального нет. На съемной квартире я иногда позволял себе вольности: смаркался на пол и кромсал ножом мебель, словно донской казак (сущая правда, Гайка не даст соврать). Еще я кормил скумбрией минских шлюх, которых показывали по телевизору, азартно тыкая жирной рыбой в экран в области ртов мелькающих лиц. Я вообще всех накормил ею до сыта, даже чувака, который вел новости. Ему правда досталась хвостовая часть рыбы. В квартире я вел себя как настоящая скотина, швыряя малоколиберный мусор за стенку. Еще я хотел понапрятать яиц в разные углы, предварительно проткнув их иголкой. Вонь была бы обеспеченна неописуемая. Но, сорвалось. Овца-хозяин халупы, на третий день подослал какого-то хуя аж в 12 часов дня, что застало меня, немного в расплох-я как раз намывал своего ненаглядного с колоколами в ванной комнате. Выписавшись, мы поехали снова в центр, а потом заехали в гости к одним минчанкам. Это был уже последний день. Потом мы поехали в Москву. Поезд был на 23 с чем-то. Доехали нормально, привезя с собой энное количество бабла-тратить особо было не на что, а еще я привез сувенир-0.7 водку «Белая Русь». Фан Шахрин. 3 ноября 2003.
