Вот мы опять и посетили славный город на Неве. То, что мы с Блэкносом поедем, решено было еще давно, месяца за два до концерта. Концерт назывался КИНОпробы. Как мы и планировали, то остальных тоже раздерет ехать. Лесе нужно было добивать татуху, остальные поехали из-за КиШей, которые представили на КИНОпробах Цоевскую песню Следи за собой . В Питер поехали следующие выдающие личности: Блэкнос, Саша, Леса, Ирка, Людка, Валька и я. А должны были еще ехать: Отцебуло с одной арбатской девкой хохлятского происхождения, Копченый и Каспер. Но увы+ не было билетов в кассах. Сколько раз, блин, говорили уже и обсуждали, что билеты нужно брать за неделю. Во-первых, чтобы их вообще купить, а во-вторых, чтобы ехать всем вместе, а не в разных вагонах. В пятницу 17 ноября все, как всегда разбрелись по своим концертам, у кого куда лежала душа. Девчонки и остальные поехали в МАИ на КиШей, мы с Блэкносом и Копченым на КИНОпробы в Олимпийский. При чем Копченый купил билет в партер у барыг за 450 рублей, хотя в кассах они стоили по 300. Трэш за 120 на балкон. Я вообще не собирался идти на этот концерт, так как надеялся на одного паренька, что он меня впишет, но он в тот день, к сожалению, работал. Мы пошли к Олимпийскому, и тут я решил купить себе билет, тем более какой-то дедок предлагал его всего за 200 рэ, при цене в 120. Запудрив ему мозги, мы дали ему 150 рублей, хотя он сопротивлялся и требовал вернуть обратно билет. Благополучно пронеся видеокамеру и засняв практически весь концерт (аккумуляторы сели), мы с Блэкносом пошли за покупками в магазин. Там мы прикупили 10 бутылок портвейна и одну тут же выжрали. Копченый тоже был с нами, с какими-то двумя цивильными девками. За те полтора часа, которые мы все вместе общались, они нехило прихуели, так как наш разговор был насыщен грязными отборными ругательствами, а слово пес и производная от него-псина, звучали столь часто, что наверное резали нежные ушки дам. Хотя одна из них млела от восторга и ржала как лошадь Прижевальского. Копченые девки, очень удивлялись тому, что как так можно ехать в другой город на концерты. Пора было двигать на вокзал. Где-то к половине 12 мы с Блэкносом были на месте. Выпитый портвейн растекся по организму и толкал наши разбитые сердца, заставляя думать о прекрасном и разжигая в нас любовь (но не друг к другу). Тут появились все наши. Первой неслась Ирка, широко расставив руки и несясь нам на встречу. Она была в юбке, очень смахивающей на шотладскую. Тепло встретившись со всеми мы пошли за столик, где была вскрыта 2 бутылка портвейна. Она была безжалостно раздавлена под черный хлеб и селедку в пряном посоле, которую я купил по пьяни в ночном магазине, возвращаясь на днях домой. Мы стояли около путей и горланили песни. Было очень весело, даже два мента подошли, и что-то нам сказали по этому поводу. Удивляюсь, как они нас не забрали. Проходящие мимо люди с огромными тюками и баулами, с интересом и непониманием провожали нас своими глазищами. Как всегда, когда я уже в изрядном подпитии, мною был спет один из гимнов доблестного ЦСКА, чем я привлек внимание двух молодых людей. Оказалось, что они тоже кони. Они уезжали на 1.52, а мы на 1.17. Они договорились с проводами и сели к нам в поезд. Людка ехала в купейном вагоне с новыми армянами из КВН, нормальные мужики. В поезде уже началось распивание спиртных напитков, сопровождающее шутками и прибаутками. Ирка с Валькой разделись до колгот, сверкая своими трусами, привлекая к себе невзначай молоденьких самцов. Маленькие похотливые засранцы пялились во все глаза и наровили ущипнуть девчонок за ягодицы, а если и повезет, схватить за грудь. Как потом выяснилось, засранцы ехали в Питер целым классом, да и к тому же еще болели за спартак. Но из-за своего малолетнего возраста (лет 14-15) они не были жестоко отлуплены ногами. Пьянка принимала широкомасштабные обороты, грозясь перерасти во что-то неприличное. Слава богу уже все нажрались и завалились спать. Помню лишь одно: опять я полез на третью полку. На ней лежали Иркины вещи и вещи какого-то дуста, который ехал в нашем купе. Они тут же были безжалостно скинуты на пол, так как я расчищал себе место для ночлега. Какого хуя? Неужели я не мог спокойно заснуть на своем месте? Сам себя не могу понять. Русская душа потемки и наверное навсегда останется загадкой. Хмырь со второй полки увидя, что я скидываю его вещи поднял вой. Не помню, что я ему пробурчал в ответ. Наступило поганое утро. Во рту была помойка, не стиранные негритянские рейтузы, дохлые кошки и вся остальная гниль. Ужасно болела голова. Все наши проснулись, кроме Лесы, и мы с Блэкносом, принялись ее будить. Побудка заключалась в хватании ее за ноги. Несколько раз мы даже укусили ее за пальцы на ногах. Наконец Юлька проснулась. Ее чуб был неестественно загнут наверх, и из-за этого она очень смахивала на Незнайку. Кто-то заказал себе чай. Мы попили пива и принялись с Сашело за портвейн. Блэкнос отказался, ссылаясь на больное сердце и разбитый организм. Прикончив флакон 777, мы с Блэкносом подсчитали количество спиртного. Осталось 5 или 4 бутылки. И, наконец, Питер!!! Как я люблю этот город!!! Шестой выезд в Питер за 2000 год. Для справки. Рекордсмен по численности выездов в северную столицу Леса-9 выездов. Далее Людка-6, я-6, Ирка-5 или 6(?), Сашка-4, Валька-(не знаю, но несколько раз, точно), Блэкнос-3. Это все по Питеру, но люди еще ездили в Рязань, Курск, Нижний. Выезда это круто. Выезда это: романтика, веселое время провождение, синие круги под глазами от пьянства, приключения, надорванные животы от смеха. У вокзала было решено сфоткаться. Ну и конечно мне за чем-то надо было лечь в грязь на асфальт. Кстати, нас встречал Фома со своим другом фашистом. В последствии оказалось, что они мудаки и уроды. Да, забыл сказать. Я спиздил кружку из поезда, и был очень горд сиим приобретением. Далее мы с Блэкносом отправились по делам к Оксанке, а все остальные пошли в костыль. Но мы нехило задержались и не встретились. А события между тем разворачивались не лучшим образом. Правда не хочется вспоминать плохое, но хорошо, что все хорошо кончается, и наши девчонки вырвались из рук похотливых фашистских уродов. У Оксанки мы вскрыли еще один флакон. Она нас накормила гречкой с мясом и была отблагодарена нами по-мужски. (шутка). Пора было ехать на БК, что мы и сделали, а перед этим втроем пошли ксерить одну херь. Оксана убивалась нашему поведению, а именно, то что нас просто удивило: она нам сказала, чтобы мы не плевали на асфальт (!!!) шелуху от семечек. Мы с Блэкносом затряслись от смеха. Тетка, работающая в ксерокопировании, долго не хотела ксерить фотки, сославшись на большую трату порошка, во больная. Цена одного листа 1.80. но потом чудо-машина, слава богу сломалась, и старая дура объявила цену 3.60 за лист. Что тут началось! Крики, ругань, мат. (Бедная Оксана, она была готова сгореть со стыда). 3.60 за санный лист!!! Тем более тетка пыталась нам всучить ксерокопии, которые зажевал аппарат. Дав ей 15 рублей и вырвав из рук листы, мы вышли на улицу. И началось. Первым пала продавщица фруктов. Был спижен мандарин, Оксанка пошла домой, наверное проклиная тот день, когда познакомилась со мной. Мы сели в маршрутку и поехали на БК, кстати, не заплатив ни рубля. Я купил 2 гвоздики, при чем одна из них сломалась, падла. Я очень растроился и чуть было не расплакался на плече у Блэкноса, но он меня поддержал морально, вскрыв флакон с 777. Плача и смеясь от радости я заглотнул мутную виноградную жидкость. Кстати, в Питере такое разнообразие портвейна, что прямо глаза разбегаются. Какие-то 16, 15, 23 портвейны, при цене в 16 рублей. Их наверное делают из лежлого винограда, который мнут старые немытые бабки своими черствыми облупленными пятками. На БК мы сделали надпись из балона, возложили цветы и отправились к Семененковой. Поздоровавшись с сердобольной старушкой, я в который раз попросил у нее прощения. На БК тусили какие-то дусты, но мы ни одного из них не знали, в основном это была молодежь. Попивая 777, мы рассуждали о том, о сем, и тут увидели за стеной огромный костер, и как сайгаки понеслись туда, сбивая все на своем пути. За гаражами была здоровенная куча отходов, в виде гнилья, деревянных ящиков и тухлых гранатов, которые сгрузила машина. Тут же рылись три представителя человечества, один из которых была дама лет 30. Она со своими сотоварищами копошилась в гнилье, отбирая наиболее уцелевшие гранаты. Горел костер из ящиков, и было очень тепло. Нас тоже разодрало покопаться в параше, и мы ринулись в отходы. Отобрав не очень уж порченные гранаты, мы с Блэкносом перевернули ящики и уселись на них, подставив свои замезшие пердачки к языкам пламени, попивая портвейшок, поедая спелые и сочные гранатики и размышляя о смысле жизни, не забывая посматривать на роющихся в куче людей. Я несколько раз напомнил Блэкносу, что он милиционер. Видело бы его начальство. Сотрудник правоохранительных органов, тем более московской мэрии, сидит около кладбища на свалке, и поедает гранатную гниль, смакуя и облизывая свои грязные пальцы. Поржав в волю, мы вспомнили про наших девчонок. Ностальгия нахлынула на нас и скупые мужские слезы оросили землю под нашими ногами. Но тоска быстро растворилась в бутылке портвейна. Вот так незаметно близился вечер, и так же незаметно мы напивались. Нам пора уже было выдвигаться на Камчатку. Мы сели в маршрутку, твердо решив, не платить за проезд. Остановки через три, водила потребовал какие-то деньги. Что вы, какие деньги?! Дяденька! Господь с вами. Блэкнос повернулся к пассажирам и сказал: Кто не заплатил деньги? Водила, что-то проборматал, что мол хватит, и что нужно платить. Мы заржали. Водила остановил маршрутку, сказав, что дальше никуда не поедет. Мы еще поржали минуты три, не забывая отпивать портвейн, и, пожалев несчастных питербуржцев, которые спешили в свои теплые квартиры, вышли на воздух. Тут же была поймана следующая маршрутка. Мы чуть-чуть не дотянули до Финиша. На вопрос водилы на счет оплаты, мы громко говорили: щас, щас, и привстав, начинали рыться по корманам. Потом был обычный автобус (107), на котором мы без проблем доехали до Финиша. Алкогольные пары уже давно штурмовали наши воспаленные мозги. Сначала мы начали клянчить мороженное у какой-то тетки. Она была непоколибима и неприступна как каменная стена. Не могла даже москвичам приподнести в подарок санное мороженное за 3.50. Оставив блокадную крысу в покое, мы ринулись в атаку на продавщицу булками. Мы обрушили на ее замерзшие уши такой поток нытья и скулежа, что она не выдержала и отдала нам какую-то сдобу. Пока мы клянчили, я незаметно для ее глаз, положил себе в карман сладенькое пироженое, мило улыбаясь и не забывая выпрашивать булку. Раскланившись, довольные и счастливые, мы пошли дальше, кусая мягкую поддатливую мякоть ленинградской сдобы. Я немного опишу как происходит сам процесс выпрашивания. Тетенька, а у вас нет какой-нибудь старенькой гнилой булки, просроченной? Нет. Ну, какой-нибудь раздавленной, какую продать уже нельзя? А то трясет всех от голода. Все это происходит с голливудской улыбкой на устах и смехом. За чем мы это делаем? Хотя деньги-то у нас есть. Да мы сами не знаем, просто весело. А там, черт его знает. Дальше на нашем пути стояла палатка с йогуртом и прочей молочной сранью. Мы сразу же принялись штурмовать ее. Минут пять мы хватали с лотка всякие сырки, йогурты, спрашивая у продавщицы дату изготовления, страну-производителя, задорно смеясь. Тетка застремалась и поглядывала по сторонам в поисках милиции. Она даже сказала нам, что щас ее позовет. Мы тоже посмотрели по сторонам и даже покричали чуть-чуть: Милиция, милиция. Тетка совсем измучилась с нами, отвоевывая и вырывая из наших рук молочные продукты. И тут меня осенило: если я сейчас схвачу сырок и побегу, то продавщица не успеет выйти из своего ларька, а уж тем более погнаться за нами. Схватив какой-то сырок, заржав, я посмотрел на тетку, потом на Блэкноса и с криком: Бежим!-ринулся от палатки. Блэкнос тоже рванул за мной. Мы не переставали истерически смеяться, мчась в сторону метро. Я оглянулся и увидел, что мусорок падает и плашмя заваливается на грязный асфальт. Как он потом рассказывал, что во время бега, его тело по инерции понесло вперед, и он пизданулся в грязь, видя только мои убегающие ноги. Я пробежал немного вперед и остановился. Блэкнос уже поднялся и подошел ко мне, весь в грязи и мокрый. Его лицо было все в брызгах, кстати, он так и ехал в метро. Заветный сырок был у меня в руке, он оказался шоколадным. Самое интересное, что ни вкус булок, ни сырка, никто из нас вспомнить не смог. Потом мы вписались в метро. Все было старо как этот говенный мир. Трешер шел впереди, а я за ним. Скажу лишь, что в метро мы блудили как будто в Питере в первый раз. Сказался алкоголь. Пристали к каким-то девкам, ну, впрочем, как всегда. Наконец мы вышли на Спортивной и наткнулись на ларек с газетами. Я сразу же сорвал с лотка Спид-инфо вместе с прищепками, и помчался к выходу, размахивая порногазетой. Слякоть и небольшой снежок встречал нас, заставляя убыстрить шаг, по направлению к кочегарке. Унылые фасады домов окружали нас со всех сторон, и человек незнающий дороги, мог бы запросто заблудиться. Наконец мы пришли. Начальник сидел с ярославской герл, которая прибыла в Питер на КИНОпробы. Мы ее уже знали по августовской поездке в Питер. Достав портвейн, мы начали рассказывать друг другу как дела и тому подобное. С моего прошлого прибывания в Камчатке совершенно ничего не изменилось, разве, что вместо плитки, теперь стоял какой-то странный обогреватель, на котором можно было, что-нибудь сварить. Причем проклятая железяка с упорством осла не хотела кипятить воду, в которой мы намеревались сварить пельмени, и пришлось засунуть туда кипятильник. Через некоторое время, когда мы уже чуть не заснули, вода закипела. Я уже клевал носом, и совсем уже было заснул в кресле, как в дверь постучали. Сквозь пелену сна я услышал знакомый голос, это была Людка. Нетвердой походкой мы с Блэкносом подошли к двери. Там стояли все остальные. Нашей радости не было придела. Мы начали обнимать и целовать их во все места, распевая песни и, усаживая их за стол, не забывая доставать из моего рюкзака дорогие марочные вина, фрукты, черную икру, осетринку и прочую снедь. Девчонки расселись кто где, и мы принялись уничтожать закуску и вино. Хотя, на самом деле мы угостили их гранатами. Очень хорошая и сытная вещь. Сплошные витамины. Сытно отужинав, мы начали делиться своими приключениями. Было очень душевно и хорошо. Время незаметно приблизилось к отметке в 11 часов, и все начали собираться. Эля, так звали ярославскую девку-к себе в коммуналку, которую она снимала, Сашка с девчонками в офис, Начальник к себе домой, а мы с Блэкносом к Оксанке, так как к Петровичу тащиться было далеко, аж в Металлострой. Правда у Оксанки нельзя было пить, но все же. Мы вышли на улицу и направились в сторону метро. Ну и опять началось. Опять я повел себя как дурак. Хотя в те минуты мне все по было фигу, да и потом на следующие дни меня не очень терзала мысль о моих поступках. Но со временем что-то меняется, вот и сейчас, что-то со мной произошло, и печатая эти строки, я с угрызением совести вспоминаю, как себя вел. Может это и прикольно прыгать со всей дури в лужи, поднимая кучу брызг, смеясь как ребенок, валяться в листьях, словно грязная свинья, ползать по грязному полу вагона метро. Но что-то во мне внутренне изменилось, произошел какой-то надлом. Словно тогда-это был не я, а какие-то черти жившие внутри меня, заставляли меня так себя вести. Просто мне надоело выступать в роли шута. Хотя единственный момент из всей дури, что выказывал я напоказ, был один момент, о котором я вспоминаю с теплотой. Это когда мы лежали с Юлькой на куче осенних пожухлых листьев, уставившись в черное небо Ленинграда, сквозь ветки стоявших рядом деревьев. Не знаю почему, но я тогда чувствовал себя счастливым человеком. Эта картинка, наверное останется со мной на всю оставшуюся жизнь. Мы доехали до места назначения, все попрощались друг с другом и разошлись кто куда. Напрасно мы с Блэкносом ломились в дверь оксанкиной коммуналки. Время было час ночи, Оксанка такая порядочная, что ни за что не пустит в такое время. Я сразу же сказал Блэкносу, что буду спать здесь, в подъезде, на что он мне ответил, что надо идти ко всем в офис. Меня совершенно не прельщала данная перспектива, но все же поддавшись на его уговоры и обещания что-нибудь мне подарить по приезде в Москву, мы двинулись в сторону Лиговского проспекта. Где находится сраный офис театра ДДТ, никто из нас не знал. По пути мы наткнулись на какого-то обдолбленного засранца с длинными волосищами, и поинтересовались у него на счет театра ДДТ. На что питерец заплетающим языком сказал нам: Пошли за мной . По пути обгашеный засранец играл на губной гармошке, терзая наши души. Наконец мы поднялись на последний этаж пятиэтажного дома, и преслаутый офис предстал перед нашими глазами. Вот он -молвил Сусанин и изверг из губной гармошки омерзительную трель. Ну, далее, я думаю, нет смысла описывать, как нас не пустили, как мы уселись в холле. Как я завалился на диван, как волосатый мудак клялся, что приедет к нам в Москву (хотя его никто не звал туда из нас), как потом он ломился в соседнюю дверь, в поисках ручки, как вышел Саша с каким-то уродцем, и как нас попросили спуститься вниз, закрыв за нами решетку. Волосатый музыкант куда-то свалил, а я развалился на полу около лифта, предавшись забвению. Трешер, что-то мне говорил, но я его уже не слышал. Проснулся я от чьих-то голосов, это была дискуссия двух ментов-Вовы и питерского сотрудника. Я приоткрыл глаза, продолжая лежать на полу. Милиционер задал самый странный вопрос, который я когда-либо слышал в этой гавеной жизни. -Ребята, вы колокол свалили? -??????? -Какой колокол? Я подумал, что у меня начались глюки от портвейна. -Ну, колокол у вас с этажа упал? ???????? Короче пиздец. На прощание мусор порекомендовал мне встать с холодного пола, чтобы не простудил яйца. Я пропустил его совет мимо ушей и мгновенно уснул, как только серый умчался на лифте вниз. Мой сон тревожили с завидным постоянством разные люди. Далее противником моего сна был Блэкнос. Он перелез через щель в решетке и позвал меня в холл. Перед моими глазами моментально возникла картинка, как я лежу на диване, как длинноногие грудастые девки в одних трусиках подносят мне всевозможные яства и холодное пиво с раками, как приглушенно звучит музыка и как я закуриваю сигару. В реальную действительность меня вернул какой-то камешек, впившейся мне в правую булку. Прокляв вонючий подъезд, я последовал примеру Блэкноса. И только я уютно устроился на диване, как снова вылез какой-то хуй со своим другом в нетрезвом состоянии, и попросили нас снова очистить помещение. Я уже сомкнул свои уставшие глаза, и тут этот хер потряс меня за плечо и разбудил. Вова чего-то начал впаривать ему, но на хуй это надо, чего-то клянчить, просить, унижаться, когда есть деньги и есть замечательные подъезды, да и на улице было не так уж и холодно, хоть и стоял ноябрь. Свежий питерский воздух ударил нам в лицо, и тут мы встретили на своем пути двух нетрезвых питербуржцев, которые держали в руках чекушку. Как говориться: дурак дурака+ знакомство не заставило себя ждать, и вот мы в каком-то клубе на Пушкинской 10, кажется. Потом были немки и немцы. Одной немке была вручена афиша КИНОпробы, которую Треш содрал со стены. Немка обрадовалась подарку, и с криками: Рюсский рек!-полезла целоваться с нами. Еще она предложила нам свои услуги (бесплатно), пригласила в гости в Германию и дала 200 баксов на бухло. Конечно же я шучу, и все было совсем не так. Немка выжрала всю нашу водку из горлища, громко рыгнула и, потеряв равновесие, ебнулась башкой об ступеньки, покатившись вниз в помещение клуба. Она порвала себе чулки и разбила свой сраный фашистский нос, заливая весь пол кровью. Вдобавок ко всему она загадила свои портки, так, что мы вчетвером зажали свои носы. Стоявшие сверху бюргеры, не разобравшись в чем дело, словно миссершмидты накинулись на нас. Завязался жестокий махач, в ход шли все подручные средства. Блэкнос сражался как тигр, уебав одному немцу крышкой от мусорного бачка по башке. Кровь лилась из фашистских ран, вопли, стоны поверженных врагов оглашали окрестности клуба. Мы победили!!! Издав победоносный клич, и для контроля пройдясь ногами по лежащим телам врагов, вся наша банда повела драть плененных немок в подвал. Даже захватили с собой ту фрау с разбитой харей. Враги продолжали стонать на полу, держась за разбитые носы и головы, а мы уже нетерпеливо раздевали немок своими замерзшими руками в подвале одного из ближайших домов. Во, я нагнал-то! На самом деле все было так. Немка упорхала вверх по ступенькам, довольная и счастливая, хвастливо показывая подаренную афишу с КИНОпроб своим буржуйским подружкам. Те с завистью разглядывали драный клочок бумаги, на котором на непонятном им языке, были написаны названия групп, которым предстояло драть свои луженые глотки в Ледовом Дворце. Немки вырывали друг у друга заветную афишу, тыкали в нее своими пальцами, что-то говорили друг другу на своем сраном немецком. Треш крикнул счастливой обладательнице афиши: Эй, будешь водку? Рашен водка? Водъка? -переспросила немецкая свинья. О, да, я, я, буду . И ринулась к нам вниз по ступенькам. Вот тут она действительно чуть не споткнулась, но в последний момент удержала равновесие. Но водки увы не оказалось и немка, словно побитая псина поплелась к своим сотоварищам, рыдая и утирая свои зеленые сопли по пути. Еще был такой эпизод. Я начал вспоминать немецкий, но в школе я его хуево изучал, так как предпочитал урокам распитие портвейна розового молдавского, как щас помню. Поэтому я смог вспомнить: Ви хайст ду (сразу напрашивалось в рифму-валяй в пизду), что означает как тебя зовут. Немка что-то промямлила в ответ почесав свою тупую башку. Потом я воодушивился своими познаниями, меня пряма таки распирало от гордости, что я знаю немецкий. Я начал пороть полную чушь, типа: Ишь хайсе Пидр, ишь хайсе швайн, жопа, гнида. Это значит: меня зовут-Пидр и так далее. Немка коверкая русские слова повторяла: Ишь хайсе жопа? Пидр? Вскоре я заснул на подоконнике в этом сраном клубе. Вова умудрился купить сиську пива 1,5 литровую за 60 рублей. Наши друзья свалили, и мы остались вдвоем. Блэкнос попытался меня разбудить, но получил отпор, и оставил эту безуспешную попытку. Но потом, ему каким-то чудом удалось разбудить меня. Он долго умолял меня, чтобы я пошел с ним спать в подъезд, встовал на колени, целовал подошвы моих ботинок, обещал отдать мне все плакаты с Цоем. На него было жалко смотреть: весь помятый, с опухшим лицом, с разодранной штаниной, взлохмаченный и, наконец, вонючий и пьяный. Я сдался. Старого мусорского пса было попросту жаль. Мы пошли в подъезд. По пути Трешер благодарил меня за мое снисхождение, всячески подлизывался и подхалимничал. Крутился и вился вокруг меня словно юла или ужаленный в задницу осой. Первый подъезд встретил нас облупленными стенами и жутким холодом. Но все же мы сделали тщетную попытку заснуть. Я лег на ступеньки. Как я не люблю эти сраные лестницы, кто бы знал. Выступ впиявливается тебе в бок, причиняя жуткие неудобства, да еще зловещий холод. Послав всех жильцов дома на хуй, обозвав их блокадными крысами, мы отправились в другой дом. Там было намного теплее. Я тут же уснул на полу, подстелив себе рюкзак под голову, а Блэкнос лег на подоконник. Так и уснули, каждый думая о своем. Уж не знаю, что там снилось Трешу, но мне снились мальдийские берега, загорелые женщины и, конечно же, пиво, много пива. И маленькая чекушечка. Нет, даже две чекушечки. Такие запотевшие и хорошенькие. Я почувствовал себя человеком и обхватил рюкзак руками, представив, что это знойная мулаточка. Раздался храп Трешера. Я вздрогнул от неожиданности и чуть не обосался, но собрав всю волю в кулак, выдержал сей натиск. Поднявшись и обоссав стену я вновь отрубился. Утром мы проснулись и поперлись встречаться с нашими у костыля. Но их там не было. Попили пива и поехали на Богословку. Там встретили С. Весь день мы ходили по городу, глумились и тому подобное. Во время срезания ножом со стенда газет заметки с Цоем, Треш порезал мне палец своим сраным ножом. Хлынула кровища, я потерял сознание и как подкошенный рухнул в снег. Привел меня в чувство добротный глоток портвейна и теплые заботливые руки Блэкноса. Он бегал вокруг меня и кудахтал, предлагал вызвать скорую и подать на газетчиков в суд. Я улыбался и сквозь мутную пелену, стоящую перед глазами, смотрел на его доброе открытое лицо. Лицо милиционера, который никогда не бросит в беде, который всегда поднесет стакан с портвейном, когда ты хрипишь и звездой валяешься на обоссаном матрасе. Кое как поднявшись, я посмотрел на небо, на солнце, на людей, которые суетливо проходили мимо меня. Я был счастлив. Потом я распорол заначку. Потом еще одну. Мы подкрепились и попили еще пива. У Ледового Дворца мы встретили Людку, Сашку и Вальку. Они даже были не рады встрече с нами, а Людка гневно заметила, что мол, мы им обосрали вписку. Может это и так. Но когда их товарищи (а может я и ошибаюсь, может мы и не товарищи вовсе) валяются в проходе на холодном каменном полу, и слышат задорный девичий смех, раздающийся из-за дверей сраного офиса театра ДДТ, мы еще и обосрали вписку. Может я и резко высказал свою точку зрения, но это моя точка зрения. А так, пусть каждый остается наедине со своими тараканами. Мы с Трешем решили вписываться по московским билетам. Они ни хера не были похожими, только солнца были индентичны и все. Первый кардон мы благополучно прошли, пихнув билеты под нос злобному мусору, а на втором нас послали на хуй. При чем у Треша отобрали билет. Как он страдал!!! Грязный поток ругательств оглашал окрестности Ледового Дворца. Слезы текли с его щек и мне приходилось утирать их грязным протухшим носком, который я подобрал на всякий случай с огромной мусорной кучи (той самой, где мы набрали гранатов). Сквозь горькие слезы Вова молвил, что не уйдет отсюда, пока не выклянчит афишу с КИНОпроб. Он штурмовал кассы с упорством осла, но все попытки были тщетны. Потом он начал клянчить у меня мой московский билет, потом предложил мне 50 рублей за него. Я отказался. Он пообещал мне выкрасть его у меня ночью в поезде. Я испугался, потому что у Блэкноса нехорошо сверкали глаза. Билет я спрятал в свои трусы и удовлетворенный закурил сигарету. Между тем, Блэкнос совсем уже отчаился и готов был вцепиться в горло первому встречному. Пора было сваливать, что мы и сделали. В метро Трешер все убивался по поводу потери и бился головой об стены вагона. Я его успокаивал как мог, но даже портвейн не в силах был помочь. У Оксанки мы наварили пельменей и обожрались ими, так, что Блэкнос рухнул ничком на диван и захрипел. Он жаловался, что у него сейчас лопнет живот и тихонечко постанывал. Мы с Оксанкой носились вокруг него, щупали пульс, трогали голову. Старый пес не подавал ни каких признаков жизни, закатив свои глаза и уставившись немигающим взглядом в потолок. После того как я ему треснул по животу кулаком, Трешер вскочил и, матерясь набросился на меня. Я скрылся в сортире. Пора было на вокзал. Там мы встретили Людку с Сашкой. Мы взяли пива и сели в наш поезд. Остальных: Лесы, Ирки и Вальки, не было видно, даже когда тронулся наш поезд. Встретились мы только на утро. Нас встречала Наташка, и тут мы с Блэкносом увидели Вальку, которая вываливалась из Юности. Валька была взлохмочена и помята. Далее вылезли Ирка с Лесой и куча музыкантов. Ну, например, НАИВ. От Ирки пахло чесночищем и перегаром, что очень даже повеселило нас. Все мы засели в кафэшке и купили пива. Потусовавшись где-то с час, все разъехались по своим делам. Леса на работу, Людка к сестре, мне тоже надо было на работу, куда надо было остальным, я не знаю. Вот так и закончился этот славный выезд. Все 16 декабря на Алису!!!
